Ночевали
мы в горах — в Ведено, доме матери поэта Шайхи Арсанукаева. Утром,
когда мы, поеживаясь от прохлады, вышли во двор и увидели особенно
близкие в эту раннюю пору вершины — рукой подать! — Шайхи спросил: — Где бы ты хотел еще побывать? — В горах! — ответил я. — Где? — изумился мой давний друг. А вышедший из дому вслед за нами ингушский поэт и прозаик Магомед-Саид Плиев расхохотался: — Ладно, в горы так в горы! Магомед-Саид был хозяином выдавшего виды, но надежного «москвичонка»,
и только сам хозяин принимал окончательные решения о том, куда и как
ехать: сидеть за рулем и отвечать за нашу безопасность — была его
забота. После завтрака мать Шайхи собрала нам еды в дорогу.Коньяк у нас был с собой.И в путь! В Чечено-Ингушетии, как и теперь в Чечне и Ингушетии, не надо искать красивые места: они на каждом шагу, их не счесть. Выехали из Ведено, покатили дальше вверх, миновали Дышне-Ведено,
направились в сторону Харачоя. От того, что видели по сторонам, дух
захватывало — не в фигуральном, а в буквальном смысле — от высоты гор,
от глубины ущелий. Магомед-Саид рулил уверенно, человек обстоятельный и строгий,
он не любил лишних вопросов и советов. И мы молча ждали, куда он нас
завезет. Увидев распадок справа от дороги, водитель наш свернул в него.
Распадок был узок, ровной площадки поблизости видно не было. — Ты куда? — забеспокоился Шайхи. — В горы!.. Вы просили горы — получайте их. Машина натужно гудела, но Магомед-Саиду подчинялась. Он завел
ее влево по крутизне и затормозил на косом, покрытом кустами склоне. — Не скатимся, — осторожно поинтересовался я. — Мой конь стоит там, где его привяжет всадник! — отрезал наш
ироничный джигит и велел. — Собирайте сушняк для костра, а я разгружу
багажник. Мы с Шайхи в поисках хвороста побрели по непростому склону,
Магомед-Саид раскладывал на траве еду, а бутылку приткнул к камню, чтоб
не опрокинулась и не умчалась в ущелье. И вот — потрескивает костерок, горьковатый дымок покачивается на легком ветру. Сидеть не очень удобно — полянка крута. — Зато мы в горах, — подтрунивал Магомед-Саид. Мы расквитались с ним тут же: наполняя коньяком стаканчики, Шайхи вздохнул: — Мы тебе, дорогой наш ингушский брат Плиев, очень сочувствуем. — Ничего не поделаешь, ты за рулем, — подхватил я. — За рулем ты — хозяин... — Даже чуть-чуть не дадите? — Даже чуть-чуть! — твердо заявил Шайхи. — Не забывай, кого по горам
возишь: тебе доверены жизни представителей трех литератур. Но первым,
за кого мы выпьем, будешь ты. Мы с Шайхи подняли стаканчики. По праву старшего по возрасту
я должен бы высказаться первым, но Магомед-Саид опередил меня:
он вскинул руку, сделал ею круг над головой: — Я, конечно, достоин уважения, но мы — горцы, и вокруг нас горы —
и какие!.. Родные наши горы, для всех нас родные: для чеченского поэта
Шайхи, для русского поэта и прозаика из армян Николая и для ингушского
поэта и прозаика Магомед-Саида. Мы братья по общей нашей земле, горы
смотрят на нас и слышат нас: каждый на своем языке мы пишем об одном:
о нашей матери-земле, охраняемой седыми вершинами. За нее! Выпили мы вдвоем с Шайхи, закусили втроем. А затем мы выпили
за здравие Магомед-Саида, поблагодарили его за то, что он повез нас
в горы. — Только скажите, — растрогался Магомед-саид. — Сколько раз захотите, столько раз завезу вас в горы! Уже нет нашего русоволосого друга Магомед-Саида. Еще седей стал
Шайхи. Я отметил свои восемьдесят пять. Года идут. А горы все там же
и ждут нас. И ждет нас облюбованное нами местечко на склоне над
распадком — вправо от дороги из Дышне-Ведено в Харачой. Автор:Николай Егоров
Источник: http://rrosrp.ru/texts/egorov-nikolaj-matveevich/listopad/v-gory/ |